Книга Между нами - Лина Мур

Мне никто не открывает, и я нажимаю на звонок. Слыша тяжёлые шаги, готовлю вступительную речь о том, почему так сильно преобразился Эд.

Когда дверь распахивается, то я впиваюсь взглядом в глаза, идентичные тем, что у брата. Они не такие яркие, как у меня, выцветшие.

– Мама? – Шепчу я, смотря на сухое лицо темноволосой женщины в спортивном костюме и с короткой стрижкой, которая ей вовсе не идёт. Она сильно старит её. Но это моя мама, понимаете, о чём я? Мне двадцать пять лет, и я видел её только на фотографии, присланной Эдом, и всё. Я никогда не знал, какие у неё руки, какой голос, кто она такая на самом деле, и насколько я похож на неё. И сейчас, стоя на пороге дома матери, родившей меня и ни разу не поинтересовавшейся, жив ли я, впервые за все двадцать пят лет знакомлюсь с новым чувством, болью.

– Эдвард? Что ты с собой сделал? – Её голос резкий, даже когда она шепчет. Не так я не представлял эту встречу, но надеялся хотя бы на объятия, которых, видимо, не будет.

– То, что захотел. Я войду, или мне стоять на пороге и лицезреть то, как ты издеваешься над собственной кожей? – Едко произношу я и без разрешения делаю несколько шагов внутрь.

Я видел эту гостиную на фотографии, отправленной братом. Здесь за десять лет ничего не изменилось: тот же старый диван, тот же облезший столик с жёлтой салфеткой и вазой со свежими цветами, те же блёклые обои, кресла, фотографии на каминной полке, на которых нет меня. Тот же запах, который я ощущал, глядя на фотографию. Запах химикатов и хлорки. Всё стерильно чисто, кроме души моей матери.

– Так, немедленно объяснись и чётко выложи мне, на каких препаратах ты сидишь? Где ты взял деньги? Кто тебя надоумил? Джо? Я требую, чтобы ты живо сел и поел, пока я приготовлю чай. В кого ты превратил себя, Эдвард? И это что… а ну-ка, ты сделал татуировку? Ты…

– А теперь ты слушаешь меня, мама, – резко обрываю я клокочущий голос. Мне жаль брата. Эта женщина стальная, и своим авторитетом она умеет подавлять других, в этом мы схожи – я такой же. Я не воспринимаю других, людьми, достойными моего внимания. В этом Эд был прав. И только я могу воздействовать на неё, чтобы добиться того, что сам хочу и помочь брату.

– Что? – Моя родная мать отшатывается от меня, бледнея на глазах, и от этого словно старится ещё больше. Я не могу воспринимать её, как близкого человека. Не могу. И я чувствую, что в этом доме никогда и никого не любили. Отец всё же лучший вариант, и мне крупно повезло быть выбранным им.

– То. Да, я похудел, занялся своим внешним видом и набил себе татуировки. Я больше не собираюсь жрать дерьмо, которым ты пичкала меня всю жизнь. Ты подорвала моё здоровье, поэтому я, достигнув достаточно зрелого возраста, сам способен выбирать, когда и что есть. Понимаешь, о чём я говорю? – Грубо обращаюсь к ней.

– Боже мой, сыночек. Ты как со мной разговариваешь? Ты где нахватался этой либеральной чуши, затмившей твою голову? А я знала. Я знала, что тебе не следовало ездить в Париж, но Джо скрывала от меня всё, пока ты не улетел. Это она вбила в твою голову, что тебе нужно менять себя, но это не так! Эта девушка плохо влияет на тебя, Эдвард. Ты собираешь свои вещи и переезжаешь ко мне. Я сделаю из тебя порядочного мужчину, – она указывает на меня пальцем, и я понимаю, почему Эд так её боялся. Думаю, эта дамочка может и врезать. Я уверен, что брат от неё получал и довольно хорошо, но я не позволю так с ним обращаться. Он мой брат, чёрт возьми.

– Я тебя научу уму-разуму. Ты у меня будешь есть то, что я скажу. Вырос он. Ишь, какой умный-то. Вырос! А кто тебе пелёнки менял? Кто тебя растил? Кто…

Перехватываю её палец и зло отталкиваю, стараясь не выйти не из себя.

– Никто меня не растил должным образом. Мне не семь лет и даже не восемнадцать, чтобы слушать тебя, как я должен жить. Уяснила? Я взрослый мужчина и буду жить там, где захочу. Ты и Джози ни хрена не помогли мне выйти из того ужасного состояния, в которое заставили упасть. Но я пришёл не для того, чтобы ругаться с тобой. Я пришёл сказать, что принял решение о продаже кафе отцу Лолы, – рычу я.

– Это ты меня перед фактом ставишь? Я тебе не позволю! Я тебе не позволила ни год назад, под науськивания Джо, ни сейчас не позволю! Мерзавец ты, Эдвард! Ну держись, сейчас я так тебя отлуплю, что ты вспомнишь, кому обязан всем! – Мать краснеет от ярости и хватает металлическую трость, стоящую рядом с камином, замахиваясь ей на меня. Но я успеваю отскочить, когда она попадает по креслу, и с ужасом смотрю на неё.

– Ты больная, что ли? Ты же меня прибить можешь! – Возмущаюсь я.

– Я тебя родила, я тебя и прибью! Продать моё детище?! Продать то, ради чего мои родители жили?! Я тебе продам! Я тебя сейчас приведу в чувство! – Она снова замахивается, и уж лучше бы это была Джози с её мухобойкой. У них что здесь принято сразу лупить? Что за идиотизм?

Снова отпрыгиваю, чувствуя, как жалость к брату заполняет голову. Она точно его била. Она изводила его и буквально насиловала собой и своими приказами. Она практически убила его изнутри, но появился я и спас его. Чёрт возьми, в какой ад я приехал?

Мать замахивается снова и снова. Из-за её ударов разбиваются рамки, стоящие на камине, и её крик наполняет всё пространство. Чудовищно страшно за то, что пережил Эд здесь. Но достаточно.

– Заткнись ты уже! – Перескакивая через диван, прыгаю на мать, заваливая её на пол. Мне плевать, ударилась она или нет. Меня волнует брат, который подвергался насилию. Я зол из-за него. Мне больно за него.

– Закрой свой рот, и теперь ты будешь жить по моим правилам! – Выхватываю из её руки трость и поднимаюсь на ноги.

– Ещё раз замахнёшься на меня, я тебе врежу и не посмотрю, кто ты такая. Ещё раз попытаешься унизить меня даже в моих глазах, то я снова тебе врежу. Нравятся синяки? Я тебе их устрою и с удовольствием. Ты не мать, а сука, которую должны были посадить за то, что сделала. И я вот это засуну тебе в глотку. Ты уяснила мои претензии к тебе? Я спрашиваю, ты меня поняла? – Подбрасывая в руках трость, цежу я сквозь зубы.

Меня колотит от злости и подскочившего адреналина. Я готов драться. Я готов разорвать кого-нибудь. Раньше я никогда такого не чувствовал, как в эту минуту. Я ни разу не хотел убить человека, давшего мне жизнь. Но это не моя мать. Она чудовище.

– Кто это с тобой сделал, сынок? Расскажи мне, милый мой. Ты же знаешь, что я не желаю тебе зла. Я всегда тебя любила и заботилась о тебе… – меняя тон, Нэнси поднимается на ноги и выставляет руку вперёд, а её губы подрагивают в имитации улыбки. Эта женщина никогда не улыбалась искренне. Она воплощение ада для ребёнка.

– Я не припомню, что за забота, а? Когда лупила меня или же когда запрещала жить, вынуждая всегда находиться у тебя на глазах, поэтому я и сбежал к Джози? Это ты называешь любовью? Да что ты знаешь о ней, тварь? Ты ни хрена о ней не знаешь и даже не думай, что я поведусь на все эти слова. Я сказал тебе, зачем пришёл. И это точка. Я продаю заведение, потому что именно мне его передали по наследству, а не тебе. Ты не имеешь больше к нему никакого отношения. И я забираю его себе. А ты оставайся здесь и живи по своим грёбаным правилам, которые стоят у меня поперёк горла. Знаешь, как тебя называют в городе? Мегера. И ты даже хуже, чем она. Ты монстр, который ни о ком не думает, кроме себя! – Швыряю трость в стену, задевая картины, и они с грохотом падают на пол.